Завен Саркuсян

директор музея Параджанова

Один мой весьма практичный знакомый частенько убеждал меня, человека творческого, что место разбитой чашки, остаткам старой ткани, вырезкам из газет — в мусорном ведре. Я лишь улыбался в ответ, и когда он однажды оказался в Ереване, повез его в Музей Параджанова. Несколько часов пребывания в этом месте навсегда изменили что-то в его сознании. На выходе из музея он признался, что не смог до конца понять творчества гения, но увидел красоту и глубину в очень простых вещах… Уверяю вас, что такая история случается внутри практически каждого, кто переступил порог этого необычного дома, находящегося в Ереване. Привозя сюда своих друзей, в своем рассказе об этом уникальном месте я порой опускаю историю его создания. Музей открылся в непростое время — когда все, напротив, закрывалось.

Но директор музея Завен Саркисян, вспоминая об этих холодных во всех отношениях временах, вне всякого сомнения, не сожалеет ни об одной минуте своей жизни, потраченной на обустройство в Ереване места, которое в самые трудные годы давало людям надежду и заряд творческой энергии…

 — На бумаге решение открыть музей было принято в апреле 1988 года. Тогда успешно проходила выставка, и я обратился к властям с просьбой выделить помещение под музей. Буквально через несколько дней вышло постановление правительства построить в Ереване дом-музей Сергея Параджанова. Начались ремонтные работы, которые были приостановлены из-за землетрясения. К моему великому сожалению, Параджанову довелось только увидеть сам дом, а мечтал он открыть экспозицию. Музей был открыт лишь в 1991-м, через год после его смерти. Параджанов был человеком сложной судьбы, и у музея судьба была такой же при самом рождении. После того как закончили ремонтные работы, нам необходимо было собрать экспозицию. В 91-м невозможно было ничего достать. Не было никаких строительных материалов, так как не ходили поезда. У меня была недостроенная дача за городом, и в свое время я закупил и материалы, и инструменты. Так, всему этому с моей дачи было суждено оказаться здесь. А трудно было со дня похорон Параджанова — не было бензина, предприятия были закрыты.

Народ здесь очень любил и уважал Мастера. Его имя, как и творчество, действовало на людей магически. К примеру, во время его похорон необходимо было два метра материи. А ее не было вообще. Я отправился к директору магазина на Киевской улице и объяснил, для кого нужны эти два метра. Он добыл откуда-то ткань, но денег с меня не взял. Много таких историй случилось в те дни. За сухим льдом я поехал за город, на завод, уже без всякой надежды его достать. А он был нужен, так как на похороны слетались люди со многих городов, а рейсы тогда работали очень нерегулярно, нужно было время. И когда я зашел на этот завод, оказалось, что там работает мой одноклассник, человек, с которым мы не виделись лет двадцать. Он достал лед, и я, завернув его, как драгоценность, в свою кожаную куртку, довез до Еревана.

Музей открылся, несмотря на все сложности. Работы Параджанова я покупал еще с 1986 года, став директором Музея народного творчества. Правительство тогда выделило 40 000 рублей, и я отправился к нему в Тбилиси за первой коллекцией из керамики и затем продолжал покупать и оформлять в музей его произведения, многие были подарены. Экспозицию нужно было пополнять, но порой не имелось самого необходимого для работы — к примеру, элементарного клея. Некоторые коллажи необходимо было укрепить, так как они были плохо склеены мастером. Каждую свою поездку за рубеж я использовал, чтобы привозить оттуда самые нужные музею вещи — клей, крючки, оборудование для развески экспонатов. Естественно, что и средств тогда не было. Нам очень помогали люди, посетители, в том числе много иностранцев, неравнодушных к гению Параджанова. Каждые сто долларов были серьезной помощью музею, потому что в то время в Армении закрывалось все — от маленьких магазинов до огромных заводов. Открытие музея совпало с началом отключений света в Ереване. К сожалению, в стране тогда были все условия для ее разворовывания и разорения… У людей просто не было точки опоры; с холодом, отсутствием света и необходимого в душах людей обрывалось что-то важное, дающее силы справляться с действительностью. Той страшно холодной зимой я сказал сотрудникам, что мы не будем закрывать музей. Мы должны работать каждый день, несмотря на холод, и этот дом должен встречать гостей классической музыкой и с открытыми дверями. Искусство Параджанова на самом деле дает удивительный заряд человеку. Я помню художников, которые приходили сюда и отправлялись творить в свои мастерские. Это самое главное: у людей появлялось желание и творческий импульс. Билеты мы тогда не продавали — вход был бесплатным. И хоть зарплаты сотрудников были символическими, этот период музей пережил. Многие полюбили это место, помогали, чем могли: кто-то подарил музею компьютер, кто-то купил кондиционер, жалюзи и т. д. Сам Параджанов был человеком очень гостеприимным, и мы стали продолжателями этих параджановских традиций.

Оглядываясь назад, я всякий раз поражаюсь дальновидности и чутью этого великого человека. Я помню, как он говорил мне: «Завен, найди способ перевезти все, что я сделал, в Армению, я хочу, чтобы все было там…» Как будто предвидел и предчувствовал, насколько именно Армении нужен будет его причудливый и очень глубокий мир…